Неточные совпадения
Он завел большую
библиотеку и
целую крепостную сераль, и то и другое держал назаперти.
У него есть
библиотека, в которой на первом плане красуется старый немецкий «Conversations-Lexicon», [Словарь разговорных слов (нем.).]
целая серия академических календарей, Брюсов календарь, «Часы благоговения» и, наконец, «Тайны природы» Эккартсгаузена.
Брал очень много книг из Берлинской государственной
библиотеки и перечитал
целую литературу.
«Развлечение», модный иллюстрированный журнал того времени,
целый год печатал на заглавном рисунке своего журнала центральную фигуру пьяного купца, и вся Москва знала, что это Миша Хлудов, сын миллионера — фабриканта Алексея Хлудова, которому отведена печатная страничка в словаре Брокгауза, как собирателю знаменитой хлудовской
библиотеки древних рукописей и книг, которую описывали известные ученые.
Они являлись в клуб обедать и уходили после ужина. В карты они не играли, а
целый вечер сидели в клубе, пили, ели, беседовали со знакомыми или проводили время в читальне, надо заметить, всегда довольно пустой, хотя клуб имел прекрасную
библиотеку и выписывал все русские и многие иностранные журналы.
Весь дом волновался. Наборщики в типографии, служащие в конторе и
библиотеке, — все только и говорили о Полуянове. Зачем он пришел оборванцем в Заполье? Что он замышляет? Как к нему отнесутся бывшие закадычные приятели? Что будет делать Харитина Харитоновна? Одним словом,
целый ряд самых жгучих вопросов.
Задумал было Валерьян приняться за чтение, но в
библиотеке Петра Григорьича, тоже перевезенной из его городского дома и весьма немноготомной, оказались только книги масонского содержания, и, к счастью, в одном маленьком шкафике очутился неизвестно откуда попавший Боккачио [Боккачио — Боккаччо Джованни (1313—1375) — итальянский писатель-гуманист, автор «Декамерона».] на французском языке, за которого Ченцов, как за сокровище какое, схватился и стал вместе с супругою
целые вечера не то что читать, а упиваться и питаться сим нескромным писателем.
На мою хитрость,
цель которой была заставить Синкрайта разговориться, штурман ответил уклончиво, так что, оставив эту тему, я занялся книгами. За моим плечом Синкрайт восклицал: «Смотрите, совсем новая книга, и уже листы разрезаны!» — или: «Впору университету такая
библиотека». Вместе с тем завел он разговор обо мне, но я, сообразив, что люди этого сорта каждое излишне сказанное слово обращают для своих
целей, ограничился внешним положением дела, пожаловавшись, для разнообразия, на переутомление.
Мать его, вероятно, несколько жадная по характеру дама, не удержалась, вся вспыхнула и дала сыну такого щелчка по голове, что ребенок заревел на всю залу, и его принуждены были увести в дальние комнаты и успокоивать там конфектами; другая, старая уже мать, очень рассердилась тоже: дочь ее, весьма невинное, хоть и глупое, как видно это было по глазам, существо, выиграла из
библиотеки Николя «Девственницу» [«Девственница» («La pucelle») — знаменитая поэма Вольтера, имевшая
целью освободить образ Жанны д'Арк от религиозной идеализации.]
— Не только полагаю, но совершенно определительно утверждаю, — объяснял между тем Неуважай-Корыто, — что Чуриль, а не Чурилка, был не кто иной, как швабский дворянин седьмого столетия. Я, батюшка, пол-Европы изъездил, покуда, наконец, в королевской мюнхенской
библиотеке нашел рукопись, относящуюся к седьмому столетию, под названием:"Похождения знаменитого и доблестного швабского дворянина Чуриля"… Ба! да это наш Чурилка! — сейчас же блеснула у меня мысль… И поверите ли, я
целую ночь после этого был в бреду!
Мы прошли сквозь ослепительные лучи зал, по которым я следовал вчера за Попом в
библиотеку, и застали Ганувера в картинной галерее. С ним был Дюрок, он ходил наискось от стола к окну и обратно. Ганувер сидел, положив подбородок в сложенные на столе руки, и задумчиво следил, как ходит Дюрок. Две белые статуи в конце галереи и яркий свет больших окон из
целых стекол, доходящих до самого паркета, придавали огромному помещению открытый и веселый характер.
— Так вот, мы это дело обдумали и решили, если ты хочешь. Ступай к Попу, в
библиотеку, там ты будешь разбирать… — он не договорил, что разбирать. — Нравится он вам, Поп? Я знаю, что нравится. Если он немного скандалист, то это полбеды. Я сам был такой. Ну, иди. Не бери себе в поверенные вино, милый ди-Сантильяно. Шкиперу твоему послан приятный воздушный
поцелуй; все в порядке.
Ковры на полу и на стенах, простая, но чрезвычайно покойная постель, мебель, обитая сафьяном, массивный письменный стол, уставленный столь же массивными принадлежностями письма и куренья, небольшая
библиотека, составленная из избраннейших романов Габорио, Монтепена, Фейдо, Понсон-дю-Терайля и проч., и, наконец, по стенам
целая коллекция ружей, ятаганов и кинжалов — вот обстановка, среди которой предстояло Nicolas провести
целое лето.
Ему самому невозможно; для этого, может быть, нужно будет просидеть
целый день, ночь в
библиотеке и влезть, наконец, на шкаф, над которым было окно.
«
Библиотека для чтения» пришла в ужас от столь печального факта и воскликнула с благородным негодованием: «В 1858 году, во время всеобщего движения вперед (в настоящее время, когда… и пр.), является
целая масса людей, занимающих почетное место в обществе, но которые не приготовлены к эманципации только потому, что неоткуда было познакомиться с такими понятиями, — как будто человечественные идеи почерпаются только из книг, как будто практический смысл помещика не мог сказать ему, что он должен сделать для своего крестьянина и как сделать.
Ровно в восемь часов мы выстроились в длинном классном коридоре. Прошло несколько минут томительного ожидания — и вот на горизонте, то есть у дверей
библиотеки, в конце коридора, появилась maman в эффектном темно-голубом платье, красивая, величественная, снисходительно улыбающаяся, в сопровождении опекунов, попечителей, учителей и
целой толпы приглашенных.
Тогда в"
Библиотеке"ни он, ни мои ближайшие сотрудники, конечно, не могли бы себе представить этого тихого, улыбающегося юношу в роли эмигранта, который считался вожаком
целой партии. За границей я его никогда не встречал ни в первые годы его житья там, ни перед его концом.
И действительно, я написал
целых четыре пьесы, из которых три были драмы и одна веселая, сатирическая комедия. Из них драма"Старое зло"была принята Писемским; а драму"Мать"я напечатал четыре года спустя уже в своем журнале «
Библиотека для чтения», под псевдонимом; а из комедии появилось только новое действие, в виде «сцен», в журнале «Век» с сохранением первоначального заглавия «Наши знакомцы».
Целый ряд"начинающих"пришли в"
Библиотеку". Некоторые и начинали именно у меня. Почти все составили себе имя, если не на чисто писательском поприще, то в других областях умственного труда и общественной деятельности.
"Некуда"сыграло почти такую же роль в судьбе"
Библиотеки", как фельетон Камня Виногорова (П.И.Вейнберга) о г-же Толмачевой в судьбе его журнала «Век», но с той разницей, что впечатление от романа накапливалось
целый год и, весьма вероятно, повлияло уже на подписку 1865 года. Всего же больше повредило оно мне лично, не только как редактору, но и как писателю вообще, что продолжалось очень долго, по крайней мере до наступления 70-х годов.
Я
целые вечера проводил в Публичной
библиотеке, сверял Татищева с фолиантами летописей в издании Археографической комиссии и наслаждался чудесным языком летописей.
Здесь он был совершенно в своей сфере: мог без важных последствий ставить фолианты вверх ногами, сближать Эпикура [Эпикур (341–270 до н. э.) — греческий философ-материалист, борец против религиозных суеверий.] с Зеноном [Зенон — греческий философ (V в. до н. э.).], сочетать Квинта Курция с Амазонками из монастыря, помещать Hагражденную пробу любви верного Белламира между Проповедями и так далее, в забывчивости перемешать всю
библиотеку, на приведение которой в порядок потребовалось бы
целое общество библиоманов.
Этот вечер — в субботу, в
библиотеке — стал началом дикого, лишенного
цели и смысла, но упорного и систематического преследования.